Альфонсо узнал в предсказательнице судьбы бывшую Алекто и фею Моргану. Несомненно, что она выступила и в этой роли по приказанию герцога Романьи, лелеявшего в душе то, что высказала его наперсница. Альфонсо пожалел, что не может теперь заключить союз с папой, женившись на его дочери. Это было бы лучшим способом помешать Цезарю выполнить его опасный план.
Раздумывая об этом, принц вернулся в гостиницу, чтобы подкрепиться. К его величайшему удивлению, хозяин подал ему блюда и вина гораздо разнообразнее и более высокого сорта, чем обыкновенно. Окончив завтрак, Альфонсо отправился в свою комнату, чтобы одеться для турнира, но хозяин остановил его и под большим секретом сообщил, что все то, что рыцарь ел во время завтрака, прислано какой-то дамой.
– Я не знаю, кто она такая, – закончил хозяин гостиницы свой рассказ, – но человек, принесший корзину, сказал, что вы сами догадаетесь, какая дама вспомнила о вас.
Сначала Альфонсо был глубоко тронут этим новым доказательством великодушия Лукреции, и в его сердце начала загораться надежда на что-то хорошее. Он чувствовал легкую слабость во всем теле. Однако, постепенно эта слабость начала усиливаться, вскоре он не в состоянии был держаться на ногах. Тогда ему в голову пришла страшная мысль: его отравили!
«Неужели меня отравила Лукреция?» – не переставал думать Альфонсо, и от этой мысли больно сжималось его сердце.
Он чувствовал, что раньше Лукреция любила его. Значит, до какой степени он оскорбил эту молодую женщину, если она так возненавидела его, что решилась отравить! Своей холодностью и небрежным отношением к Лукреции он сам создал себе соперника, который по-видимому, не долго будет бесплодно вздыхать по красавице. Альфонсо мысленно рисовал себе картину турнира, видел торжествующего Лебофора, склонившегося у ног Лукреции, которая приветствовала его нежной улыбкой.
«Мое отсутствие, конечно, будет объяснено трусостью», – с горькой усмешкой подумал Альфонсо, и ему стало жаль себя, жаль своей молодой жизни: он, принц, наследник престола, жаждущий провести в жизнь самые благородные планы, должен погибнуть из-за ненависти развратницы!
Однако, очевидно тот, кто приготавливал яд, был плохо знаком со свойством наркотических средств или не рассчитал, какое количество их проглотит Альфонсо. Странная слабость и сонливость первых минут перешли в необыкновенно возбужденное, лихорадочное состояние, но, тем не менее, он чувствовал, что не в состоянии будет принять участие в турнире, хотя этого ему хотелось во что бы то ни стало.
Альфонсо начал обдумывать, что предпринять для того, чтобы парализовать действие яда, и решил обратиться за противодействием к теткам Мириам. Думая, что главным образом было отравлено вино, он взял его с собой и, оседлав лошадь, быстро помчался в гетто.
Он нашел Морту и Нотту в лаборатории. Они разбирали травы и цветы для своих специй. У их ног сидела Мириам. Она занималась тем же, тихо напевая про себя. Старухи, видимо, испугались, когда вошел рыцарь, а Мириам посмотрела на него равнодушно, вероятно не узнав его.
Альфонсо протянул старухам вино с просьбой посмотреть, нет ли в нем примеси яда. Обе торопливо схватили бутылку. Нотта попробовала напиток, плюнула и проговорила:
– Выпей, Морта, можешь выпить хоть все, вреда от этого не будет никакого. Какой дурак приготовляет это питье?
– Ты сама – дура! Какой вздор ты болтаешь! – возразила Морта. – Это средство предназначалось вовсе не для того, чтобы убить кого-нибудь, а лишь заставить его ослабеть. Тот, кто выпьет его, становится настолько слабым, что враг может поразить его своим мечом, чуть прикоснувшись к нему.
«Следовательно, это сделано с целью посрамить меня на поединке!» – подумал Альфонсо с болью в сердце.
– Один из моих друзей как раз выпил большое количество этого напитка, – обратился он к Морте. – Не знаете ли вы какого-нибудь противоядия, которое вернуло бы ему силу, хотя бы на несколько часов?
– Вот это поможет, – сказала Морта, давая ему склянку. Только смотри, рыцарь, чтобы твоего друга не похоронили живым. После большого возбуждения наступит такой упадок сил, что можно будет подумать, будто он умер.
Альфонсо щедро заплатил старухе, хотя очень сомневался, не будет ли это противоядие опаснее яда Лукреции.
Наступил час, который был назначен для турнира. Хотя Альфонсо с трудом держал в руках меч, тем не менее, он поспешно направился к месту борьбы.
Огромное разрушенное здание Колизея было наполнено зрителями снизу до самого верха. На развалинах бывшей императорской галереи были устроены подмостки с позолоченными перилами, обитыми пурпурным бархатом. Над колоннами возвышалась крыша, обтянутая небесного цвета материей, с золотыми звездами. Посредине, на возвышении сидел папа, а несколько ниже – герцог Романьи в костюме римского консула. Он был председателем судей поединка. Вокруг него разместились самые красивые из римских дам – судьи турнира. За папой сидели кардиналы, послы, владетельные князья и знатные гости.
Все остальные ряды до самой верхушки Колизея были заняты народом. Его любовь к Лукреции выразилась несмолкаемыми криками «ура», когда молодая женщина появилась на турнире во главе длинного ряда рыцарей. Перед ней герольды несли на красной бархатной подушке роскошный венок из бриллиантов с надписью: «Храбрейшему-прекраснейшая». Лукреция сидела на белой красивой лошади, голова которой была украшена белыми перьями. Седло из белого бархата было роскошно расшито жемчугом. С него падали вниз живописные складки белого атласного платья Лукреции. Длиннейший шлейф из красного бархата со звездами из рубинов несли шесть пажей. На золотистой головке Лукреции скромно лежал венок из белых роз. Над ней возвышался балдахин из серебристо-белой парчи, который несли два рыцаря: Орсини и Лебофор.
Вся блестящая процессия остановилась, когда Лукреция взошла на арену и села на приготовленный для нее трон рядом с председателем судей. Орсини, весь в белом и прозванный поэтому «белым рыцарем», и Лебофор стали по обеим сторонам ее трона.
Тотчас же после этого маршалы стали по очереди впускать участников турнира, и Лукреция внимательным взором следила за каждым из них. Наконец, она увидела Альфонсо и он заметил, как молодая женщина вздрогнула и побледнела, точно встретила выходца с того света. Это доказательство ее вины – желание отравить или обессилить его подосланным питьем – так взволновало Альфонсо, что его слабость прошла, и он ощутил новый прилив сил. Все рыцари заняли свои места, и в наступившей тишине раздался могучий голос герольда, возвещавший условия поединка. В виду того, что желающих участвовать в турнире было очень много, решили, чтобы каждый рыцарь бился до тех пор, пока не сломает трех мечей, приготовленных заранее.
После этого, герольд объявил о штрафах, которые были назначены за нарушение условий, и пригласил в заключение всех рыцарей, вдохновленных любовью, получить особенный орден, раздаваемый царицей праздника, донной Лукрецией. Рыцари ответили на это оглушительным «ура».
Паоло Орсини попросил разрешения первым получить «орден любви».
– Хорошо, – улыбаясь, ответила Лукреция, – а сир Реджинальд будет последним, – прибавила она, принимая из рук англичанина меч, который она дала ему на сохранение.
За Орсини последовали другие рыцари. Кроме особого ордена Лукреции, они получали, каждый от своей дамы сердца, шарф, бант или что-нибудь другое в этом роде.
Толпа рыцарей, стоявших вокруг Альфонсо, все редела, так как все устремились получить орден любви. Когда же Альфонсо очнулся от задумчивости, он увидел, что кроме него осталось еще два рыцаря, не подходивших к Лукреции. Одного он узнал сейчас же по его могучей фигуре, это был Вителлоццо, а другой сам напомнил о себе.
– Клянусь честью, это – вы, иерусалимский рыцарь!.. Так как мы с вами уже поквитались, то теперь я с удовольствием буду на вашей стороне, против Борджиа, – со странной улыбкой воскликнул Оливеротто да Фермо.
– Мы не поддадимся этой высокомерной развратнице, – воскликнул Вителлоццо с обычной грубостью, – и тому нежному юноше, запутавшемуся в ее сетях. Смотрите, он стоит перед ней на коленях, а она кладет ему голову на плечо. Вот она пишет что-то на его мече. Клянусь честью, красавица, сегодня мы посчитаем ему косточки.
– Она делает вид, что падает в обморок. Боже, что за притворство! – со вздохом пробормотал Альфонсо. – Я очень прошу вас, благородный Вителлоццо, позвольте мне первому вступить с ним в бой.
– Мне очень хочется отнять у него красивый меч, который дает ему Лукреция! – заметил Оливеротто.
– Вот вам меч, дорогой рыцарь. Сделайте им несколько ударов сегодня, а затем носите всегда на память обо мне, – сказала в это время Лукреция, действительно передавая Реджинальду дорогой меч.
Лебофор, не помня себя от восторга, поцеловал прекрасную руку с такой страстью, что дамы, видевшие эту сцену, переглянулись между собой. Затем он вскочил на лошадь и, размахивая мечом, закричал:
